Наша компания предлагает услугу «муж на час» Мария Игнатьевна, - сказал я и замолчал. Мария Игнатьевна, - простонал я, подползая на заболевших коленях, стараясь обхватить ее ноги и прижаться к ним головой, - молодая душа простит. Мария Игнатьевна, - уныло проговорил я, стараясь идти в ногу, - вы способны сделать безумным святого, а не то что меня. Немного спустя, я увидел ровно освещенное окно игрушечного магазина с голубоглазыми куклами в коробках, маленькими барабанами и лошадками, вспомнил, что и я был некогда маленьким, что Мария Игнатьевна тоже играла в куклы, и унылая горесть засосала сердце; внезапная глубокая жалость к «Марусе», как мысленно называл я ее теперь, слезливо напрягла голову. Мария Игнатьевна, ведь я ничего… Их разделит слишком большое расстояние. Образованность умных товарищей имела большое влияние на тех из нас, которые прежде не имели ни времени, ни средств обогатиться познаниями. Я встал, но она уже была на подоконнике и, нагнувшись, отнесла руки назад; большое окно лестницы мгновенно нарисовало ее фигуру, по контуру изогнувшегося тела желтели освещенные окна квартир. В то же мгновение ноги мои вдруг обессилели, задрожав; окно мелькнуло платьем, а внизу, подстерегая падение, шумно ухнул двор, и отвратительно быстро наступила полная тишина. Судорожно переворачивая в памяти окно третьего этажа и глухой стук внизу, я шел то быстрее, когда представления делались совершенно отчетливыми, то тише, когда их затуманивала усталость мозга, пресыщенного чудовищной пищей. На улице, повернув за угол, я пустился бежать изо всех сил, не чувствуя ни жалости, ни угрызений, преследуемый безумным, скалящим зубы ужасом; мой топот казался мне шумным падением бесчисленных тел: тяжелая, мерзлая, хватающая за ноги мостовая родила слепой гнев; сжав кулаки, я бросался из переулка в переулок, отдышался и пошел тише, дрожа, как беспощадно побитый циническими ударами во все части тела. Теперь было тихо, темно; навесы лабазов, подобно огромным, продырявленным зонтикам, закрывали переулок, а запертые полупудовыми замками лари, темнея неправильными рядами, казались ненужными, большими ящиками, неизвестно почему окованными ржавым железом. Я уйду, - продолжал я. Я уйду, уйду, ухожу! Мной в полной силе управляли зрительные впечатления, вид пространства вызывал потребность идти, темнота - желание света; я каждую секунду соединялся с видимым, пока это состояние не рождало какого-либо образного, по большей части фантастического представления; затем, насытившись им, переходил к следующим вспышкам фантасмагории. Так, например, я очень хорошо помню, что желание идти в пустырь соединялось у меня с воображенной до полной действительности, где-то существующей хорошенькой и уютной дачей, где меня должны были ожидать восхитительные, странные и сладкие вещи; я шел к той даче, наполовину веря в ее существование. Помню, помню, родная моя, но… Я вдруг потянулся к ней, но удержался и скис. И тем не менее женское самолюбие ее было жестоко оскорблено его презрительным невниманием, и в ней, богачихе, дочери и внучке крутых самодуров, привыкшей к тому, чтобы желания и капризы ее исполнялись, зарождалось к Невзгодину какое-то сложное чувство ненависти и в то же время неодолимого желания видеть его. Я нырнул за ней, догнал ее у черной дыры лестницы и взял за руку. Вас везет грязный, заскорузлый сын деревни по грязной земле, а в том, что я вас люблю, - есть красота. Ветер прилег к земле, качнулся и загудел. Как своеобразно ни смотрел Найденов на честность, он все-таки не мог не согласиться, что Косицкий, во всяком случае, честный человек. Как ни была я расстроена, я остановилась на минуту, чтобы взглянуть на свое лицо. В свете керосинового фонаря лицо ее было изменчивым и прекрасным; лицо это дышало неописуемым отвращением. Я пристально уставил глаза на лицо этого человека, как будто хотел пронзить его душу, и мне показалось, что мускулы его лица слегка подергиваются, как у человека, который намерен что-то скрыть. Хитрая женщина не думала разуверять его на этот счет, замечая, как точит жало ревности этого человека, https://myzh-na-chas99.ru/ жившего так мало сердцем. Он боялся, вызвать мужа на час что я украду ящик с порохом или взорву пороховой погреб. Пороховой погреб! - сказал я, настроенный залихватски и брезгливо по отношению к человеку, вооруженному магазинкой. Ты - часовой. Ты стоишь два часа, охраняя пороховой погреб. Разве погреб провалится? Ты рассуждаешь по инструкции, но до здравого смысла тебе далеко. Он должен укоризненно покачивать головой. Он сказал тебе о том? Он начинался прямо от моих ног обрывками заброшенных гряд, канавой и бугорками с репейником; далее громоздилось темное пространство - и трудно было рассмотреть во мгле характер этой пустынной местности. Он не сыпал деньгами по-пустому и не платил по сто тысяч франков за то, что стоило двадцать тысяч. Улучшение приемов по разработке каменноугольных копей на острове Такасиме также занимало японцев; но на этот раз они не успели сами ввести эти улучшения и попали в руки англичанина Гловера. Каждый раз так приходится! Или подойти ко мне, взять за подбородок, долго смотреть в глаза, сделать гримасу и отпустить. Или жить как бы на дне океана, среди водорослей, кораллов и раковин, таких больших, чтобы в них можно было залезть.